переправа



В защиту Мастера



Опубликовано: 27-04-2008, 20:30
Поделится материалом

Культура, Журнал "Переправа"


В защиту Мастера

 

Эта статья – о великом русском писателе XX века Михаиле Афанасьевиче Булгакове (1891—1940), о его «главной книге» – всемирно прославленном романе «Мастер и Маргарита». Великое множество авторов успело написать статьи и книги о самом Булгакове и о романе; есть и толстые книжищи. Читатель, который решит пуститься в плавание по этим широко раскинувшимся литературным водам, причалит к самым экзотическим берегам, ознакомится с нетривиальным образом мыслей многих пишущих о писателе людей, с неожиданными догадками, озадачивающими парадоксами и иной игрой ума, а помимо знакомства с истолкованиями булгаковского произведения, его мировоззренческих и литературных истоков, получит и целую россыпь сведений о самом писателе и его жизни. Однако тут есть одна особенность.


Сюжет романа Булгакова, если очень коротко, о том, как в советской Москве 30-х годов неожиданно появляется сам сатана со своей свитой, и общество записных атеистов оказывается совершенно беззащитным против глумливых, но поистине страшных «сверхъестественных» деяний этой компании. Одновременно в форме «романа в романе» рассказывается последняя страница земной жизни Иисуса Христа; причем многие подробности этого второго повествования не совпадают с тем, что говорится о распятии Сына Божия в Евангелии. Наконец, сюжетная линия о Мастере и Маргарите – история любви затравленного и доведенного до психического заболевания талантливого писателя и замужней женщины, жены какого-то крупного советского работника.

 

Напомнив все это, отметим и то, что атеизм до совсем недавних лет был вовсе не только официальной идеологической нормой, но и реальной чертой миропонимания большого числа граждан. Естественно, что в русле такого миропонимания булгаковский сюжет осознавался как чистая фантастика и булгаковский сатана Воланд – просто как литературный образ. Ему давались самые занятные аллегорические истолкования, а вот прямое православно-христианское воззрение на эту фигуру было, в основном, чуждо пишущим о романе авторам. У них как атеистов просто не укладывалось в голове, что можно всерьез говорить о существовании сатаны.

 

Здесь полезно напомнить: М. Булгаков был старшим сыном известного православного богослова, профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова (1859 – 1907), человека и духовного писателя настолько интересного, что он заслуживал бы отдельного обстоятельного очерка. Рано (в шестнадцать лет) Михаил лишился отца; а их взаимоотношения в период взросления сына были, как это часто случается, довольно сложны. Но атмосфера отцовского дома, большие богословские познания отца, вероятно, обрывки его бесед с сослуживцами по академии – все это вместе не могло не повлиять в том или ином отношении на взрослеющего подростка. И глубоко естественно, что православно-христианская «закваска» дала о себе знать в романе М. Булгакова, который писался на протяжении последних двенадцати лет его жизни, а заканчивался уже во время предсмертной болезни (М. Булгаков, подобно отцу, умер, не дожив до пятидесяти, от болезни почек и, имея медицинское образование, предвидел свой скорый конец).

 

Упоминая о такой изначальной «закваске», мы, конечно, отнюдь не хотим сказать другого – того, что писатель якобы был на протяжении жизни добропорядочным прихожанином, ни в чем не сомневался, не совершал грехов и т. п. Напротив, в своем отношении к вере Булгаков явно и неизбежно прошел через то, через что прошли почти все его современники, оказавшиеся в послереволюционном государстве под мощнейшим прессингом антирелигиозной пропаганды. В этом смысле он разделил судьбу (или, точнее сказать, страшную беду) других крупнейших русских советских писателей.

 

Мы хотим напомнить о другом. Помимо того, что роман «Мастер и Маргарита» – мощное художественное произведение, написанное вместе и удивительно глубоко, и увлекательно, роман Булгакова – произведение, повернувшее души многих наших современников к христианству. Об этом есть немало живых признаний и свидетельств. Поскольку такие свидетельства – неоспоримый факт, невольно задаешься вопросом: что способствует такому воздействию на души людей художественного произведения? Бросается в глаза, что в романе, как говорится, четко (притом удивительно четко!) расставлены акценты. И Добру и Злу здесь дается возможность конкретно проявить себя и словом, и делом. В итоге читатель имеет возможность сделать личный осознанный выбор, и выбор сей, как показывает жизнь, читатели Булгакова делают однозначно в пользу сил Добра. Взрастив немало христиан, роман не взрастил сатанистов.

 

Сказанное выше содержит в себе косвенный ответ на встречающиеся время от времени (при обсуждении романа с различными людьми) упреки Булгакову – обычно искренние, но несколько прямолинейные. Автору ставят в вину, что Воланд у него имеет не только зловещие, но и некоторые внешне привлекательные черты. Он, например, приглашает Маргариту ночь пробыть «королевой» своего сатанинского бала, то есть главнейшей ведьмой, но взамен, снисходя к ее просьбе, соединяет ее с пропавшим куда-то несколько лет назад Мастером (напомним, что тот был арестован по ложному обвинению, и хотя по завершении следствия его и отпустили, он добровольно ушел в больницу для душевнобольных). Злодейства Воланда и его свиты у Булгакова то романтически-красочны, то даже (опять-таки внешне) направлены на «восстановление справедливости» – караются доносчики, взяточники, грубияны, бюрократы и т. п. (то есть малое зло наказуется силой Зла с большой буквы). Однако можно ли признать недостатком то, что Булгаков (вслед за Достоевским) в полной мере обрисовывает «влекущую» к себе человека сторону Зла? Может быть, в этом содержится нечто расходящееся с духом православия?

 

Вспомним суждения святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Судя по злобным действиям сатаны в мире, по множеству и силе их, можем догадываться, какой великий, могущественный дух был сатана, прежний Денница. ‹...› По этому злому огромному колоссу, сатане, судите, какое великое, благое, преукрашенное, пресветлое, могущественное, умное создание был прежде сатана». Или эти слова святого: «Вся тварь свидетельствует о бесконечной благости и правде Творца, сам сатана и его аггелы своим позорным бытием и всезлобными кознями над людьми доказывают безмерную благость и правду Творца; ибо кто был прежде сатана и его аггелы: какие светы, какие сокровищницы великих благ, и чего они лишились по своей решительно-произвольной неблагодарности, гордости, злобе и зависти против Господа?»

 

Как представляется, Булгаков как раз стремился своим творческим воображением «схватить» такую противоречивость природы зла. Наверное, человек, писатель способен к этому лишь отчасти. Когда-то другой православный святой, епископ Игнатий (Брянчанинов) так высказался о попытках писателей говорить на религиозные темы (на примере книги Н. В. Гоголя «Избранные места из переписки с друзьями»): «Виден человек, обратившийся к Богу с горячностью сердца. Но в деле религии этого мало. <...> Он писатель, а в писателе непременно «от избытка сердца уста глаголют», или: сочинение есть непременная исповедь сочинителя, по большей части им не понимаемая... книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы Истины. Тут смешение: тут между правильными мыслями много неправильных».

 

Вряд ли художественное произведение способно избегнуть такого «смешения» правильного с неправильным. Но возможны разные их пропорции. И великий талант Булгакова алчет Истины неотступно.

 

В защиту Мастера

Гарбар Давид . Понтий Пилат и Иешуа га Ноцри (Иисус Христос)

 

Другая «настораживающая» черта романа – повествование о казни Иисуса в нем заметно расходится с Евангелием. Тут можно было бы просто сослаться на природу художественного творчества, произведения которого, как правило, «фантазия на тему» жизни (в широком смысле). Но, опираясь на черновые варианты романа, частично опубликованные, можно охарактеризовать суть этих расхождений достаточно конкретно. По роману, Понтий Пилат делает попытку спасти Иисуса (Иешуа), убеждая иудейского первосвященника Кайфу (в ранних вариантах Каиафу) выпустить его по случаю праздника Пасхи, но тот «бесстрашно» отказывается, да еще и угрожает самому Пилату тем, что, может быть, кто-то подслушал, как тот хлопочет за «государственного преступника».

 

В одном из вариантов эта сцена разворачивается дальше так:

 

«Пилат улыбнулся одними губами и мертвым глазом посмотрел на первосвященника. – Разве дьявол с рогами... – и голос Пилата начал мурлыкать и переливаться, – разве только он, друг душевный всех религиозных изуверов, которые затравили великого философа (то есть Иешуа – Ю.М.), может подслушать нас, Каиафа, а более некому».

 

Цитируемый ранний вариант романа назывался еще не «Мастер и Маргарита», а «Копыто инженера», и историю о Понтии Пилате и Иешуа в нем рассказывал в жаркий день на Патриарших прудах в Москве некий иностранный «инженер». Этот «иностранец» подсел к двум беседующим писателям («инженерам человеческих душ», по тогдашнему расхожему выражению), как и в общеизвестном публикуемом варианте. Но отличается ряд деталей. Когда редактор журнала «Богоборец» Берлиоз бросает замечание, что «в евангелиях совершенно иначе» рассказано о Пилате и Христе, иностранный «инженер» отвечает: «Мне видней». На совет же самому «написать евангелие» (его дает поэт-атеист Иванушка Бездомный) развеселившийся вдруг «инженер» ответил:

 

«Блестящая мысль! Она мне не приходила в голову. Евангелие от меня, хи-хи...»

 

Иными словами, «инженер» (то есть явившийся в Москве сатана) и впрямь подслушал когда-то разговор Пилата с иудейским первосвященником, и именно он, сатана, рассказывает в этом варианте романа свою особую версию земной гибели Богочеловека! Получается, что здесь писатель Булгаков ясно мотивировал те отступления от текстов Нового Завета, которые решил допустить в своем романе.

В более поздних вариантах Булгаков усложнил первоначальный замысел. Воланд по-прежнему начинает свой рассказ на Патриарших, но затем его продолжение видит во сне поэт Иван Бездомный, попавший в психиатрическую больницу (после гибели Берлиоза под колесами трамвая в соответствии с предсказанием Воланда). Наконец, повествователем становится Мастер (роман которого о Пилате перечитывает Маргарита). Характерно, что во всех перечисленных случаях повествует не автор Булгаков, а его герои: прием, который, строго говоря, заведомо снимает претензии к самому художнику в неканоническом изложении боговдохновенных текстов.

 

Последнее – то, что претензии по названным поводам писателю, так выстроившему художественное произведение, некорректны литературоведчески, логически, человечески (и как угодно еще), – предельно очевидно. Тем не менее жизнь показывает, что роман влечет к себе хулителей (в том числе и наделенных учеными степенями), которые с пылом критикуют не его художественную сторону, а церковно-религиозную, так сказать. Не взрастив сатанистов, роман взрастил некоторых неистовых недоброжелателей, этот «сатанизм» ему же самому приписывающих. На сию тему делаются доклады на конференциях, да и публикации имеются. (Хотя это выходит за рамки нашей темы, оговоримся, что есть и такие авторы, которые едва ли не всю русскую художественную литературу объявляют греховной. Забавнее всего то, что – следуя такой логике – имело бы смысл для начала переименовать их собственные документы: из дипломов кандидатов филологических наук в дипломы кандидатов «греховных наук». По той же логике греховно и любое «мирское», не молитвенное занятие, будь ты сапожник или врач, – а потому «неистовым ревнителям» следовало бы не носить обуви и не лечиться у врачей. Однако характеризуемые порывы по природе своей имеют мало общего с логикой.)

Можно было бы назвать и упомянутые публикации, и их авторов, но вряд ли стоит делать им рекламу. Они, как и всякий, имеют право на собственное мнение по любому поводу, но пусть уж сами «пробиваются к читателю». Самый убедительный довод «за» роман Булгакова – всемирная слава этого его произведения, открытого около сорока лет назад, немедленно переведенного на рекордное количество языков и с тех пор неуклонно наращивающего свой литературный авторитет. Однако предположим, что все человечество, в том числе и пишущий эти строки, охвачено в своей читательской любви к роману душепагубным заблуждением, ибо не отличает добро от зла, и лишь отдельные прозорливцы зрят в корень и предают «Мастера и Маргариту», так сказать, своей личной «светской анафеме». Именно светской и мирской – ибо анафеме церковной это произведение никогда не подвергалось.

 

Предположив для вящей объективности эту самую прозорливость «отдельных прозорливцев», хочется, однако, констатировать некоторые факты.


Обсуждаемое произведение Булгакова, как и творчество его автора в целом, не только никогда официально не осуждала наша Церковь (которая обычно без колебаний произносит свое авторитетное осудительное слово, если дело того заслуживает, – напомним хотя бы известную историю с неким богохульным фильмом, показанным в свое время по телеканалу НТВ). Совсем напротив: можно было бы привести высказывания крупных деятелей современного православия, церковных иерархов, на тему душеполезности романа «Мастер и Маргарита». Разумеется, может, наверное, найтись где-нибудь (предположим и это!) не только досужий мирской демагог, но и совсем другой автор – какой-то человек, облеченный саном священника, который искренне выскажет свое отрицательное мнение о «Мастере и Маргарите». Однако отдельное лицо, человек (в том числе церковнослужитель), может и заблуждаться. Его мнение в любом случае носит частный характер и не является мнением Церкви. Так к нему и относиться следует – как к личному мнению, не более. Вообще же православие – вера добрая по сути своей, осторожная в оценках; это ведь не католицизм (католицизм, в своей «охоте на ведьм» когда-то уничтоживший на кострах множество девушек и женщин, знавший инквизицию, иезуитство и пр.).

 

Затронем даже и такой момент, существенный для читателей, исповедующих православие. Верующие люди убеждены в факте незримого присутствия в нашем мире того, о ком упомянуто в вышеприведенном высказывании святого праведного Иоанна Кронштадтского. Вряд ли сей «инженер» мог бы нейтрально относиться к столь заметному на нашей планете творению русского писателя, которое стольких людей привело в Церковь и в котором, с другой стороны, столько сказано о нем самом. С другой стороны, незаметно воздействовать на человеческие умы «инженер» сей умел во все времена. Это последнее тоже имеет смысл помнить, когда наблюдаешь, как ныне отверзаются чьи-то уста для гневливой дискредитации «Мастера и Маргариты»

 

Заслуженный деятель науки РФ, профессор,

доктор филологических наук Юрий Минералов

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ


Принимая ряд выводов автора, хочу отметить, что роман, увы, все-таки породил в России целое море почитателей Воланда и нечистой силы. Это хорошо известный факт. В нем нет ничего странного, исходя из тезиса о привлекательности зла. В романе у него такого рода притягательность явно есть: она – и в столь ценимом в этом мире чувстве юмора у нечисти, и в находчивой изворотливости бесовских персонажей, и в каких-то делах внешней справедливости, которые свита Воланда вершит над негодяями разного пошиба и ранга. Правда, зло пожирает здесь не зло, а его живых носителей – людей, не лишенных и каких-то остаточных добрых качеств. И именно это – страшно.


В романе зло зла не уничтожает и добра не творит. Оно пытается уничтожить еще живого человека, добро которого смешано со злом, чтобы не дать ему времени на покаяние – и тем самым совлечь на дно адово. Вот глубинный смысл «добрых» дел булгаковских злых персонажей. Их добро – темный закоулок губительных расчетов. Так что когда Коровьев с Бегемотом играют на наших грешных юморных струнах и располагают к себе, то это исключительно наша проблема и боль, но никак не повод к эстетизации зла.


В свою очередь, жильцы многострадального дома № 302-бис по Садовой (знаю их лично и часто бываю там) уже который год лезут на стенку от психических атак любителей Воланда, исписавших все стены любовными признаниями к Сатане и перманентно нарушающих общественный порядок на лестничных клетках и во внутреннем дворике дома воплями и бесчинствами. А вспомним совсем недавнюю попытку осушить Патриаршие пруды и сделать там памятники Воланду и его сподручным! Это – серьезный демонический факт, и не следует умалять его тяжесть.


И еще – Иешуа Га-Ноцри дан автором в трактовке как Воланда, так и самого Мастера, который в книге от своего «романа в романе» отнюдь не отказывается, а значит, берет на себя ответственность за созданный им образ не Богочеловека, а доброго странствующего философа уровня дервиша. Поэтому, памятуя о явной симпатии автора романа к Мастеру, следует понимать неканоничный образ Христа как задумку самого Булгакова. Однако его художественное воображение не может быть оправданием вольной трактовки Бога (хотя Булгаков вовсе и не оправдывается). Реальный образ Христа в Священном Писании настолько прекрасен, что никакое человеческое вдохновение не может почувствовать себя хоть в чем-то ущемленным, пытаясь Его правильно отобразить.


Образ Иешуа отражает духовный уровень самого Михаила Афанасьевича Булгакова. А он у великого русского гения по разным причинам отнюдь не на евангельской высоте. Его персонаж растерян, последние слова Га-Ноцри на кресте – «да здравствует игемон…». Иешуа у Булгакова – хороший человек, но не Истина и не Жизнь. А люди-то ведь воспринимали его как евангельского Христа...


Так же можно сказать, что опера «Иисус Христос – суперзвезда» привела своих поклонников ко Христу. Да – но только к какому?!..


Член Союза писателей,

протоиерей

Михаил ХОДАНОВ

 

Перейти к содержанию номера  

 

Метки к статье: Журнал Шестое чувство №3-2008, Минералов
Автор материала: пользователь Переправа

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Комментарии к посту: "В защиту Мастера"
Имя:*
E-Mail:*